С. К. Жегалова

Русская народная живопись

• Предисловие

• Возвращение Жар-птицы

• От автора

Часть первая
Народная живопись XVII—второй половины XVIII века

• Путешествие в прошлое

• Глава первая.
О лубяной коробейке

• Глава вторая.
Сундук сказок

• Глава третья.
На землях Марфы Борецкой

• Глава четвертая.
Живописцы с Выга и Онеги

Часть вторая
Народная живопись конца XVIII—XIX века

• Продолжение путешествия в прошлое.
Глава первая.
Художники из Пермогорья

• Глава вторая.
У потомков Марфы Борецкой

• Глава третья.
Росписи Мезени

• Глава четвертая.
Живописцы из городца и Костромы

• Глава пятая.
Золотая хохлома

• Что же мы узнали

• Словарь незнакомых слов, встречающихся в тексте

У потомков Марфы Борецкой

Есть много прялок, украшенных в иконописной манере... В их декоративном колорите можно найти отдаленное сходство с новгородским иконным письмом, а в изобразительных сценках...— близость к новгородским бытовым миниатюрам на рукописных книгах XIV века.
В. М. Василенко

Прялка из Кургоменской волости

По форме эта прялка почти не отличается от пермогорской: только чуть шире лопаска, чуть тоньше и выше ножка. Но эти отклонения нисколько не нарушают пропорций прялки, а придают ее форме строгость и некоторую монументальность.

Роспись прялки подчеркивает ее неброскую красоту: она выполнена в приглушенной красно-зеленой тональности с добавлением золота. Лицевая сторона лопаски разделена, как по линейке, на ярусы, а в них рамки-окошки. Из одних на зрителя смотрят пестрые птички, другие украшены лучистыми розетками и звездочками. В нижнем ярусе высокое крыльцо и арочная узорная дверь. По лесенке взбирается согбенный седовласый старец, а рядом с крыльцом юноша на вороном коне.

Верхнюю часть обратной стороны лопаски окаймляет выющийся побег, его листья пышные, изгибающиеся, в завитках побега спрятались птички с треугольными перышками. Растительный орнамент не разбросан по фону отдельными «кустиками», как в пермогорской росписи, а соединен одним гибким извивающимся стеблем или же образует пышный букет. В нижней части — праздничный выезд: в открытом возке молодая девушка и парень; оба в праздничных нарядах. Сверкают золотом отделка платья и кокошник на голове девушки, «ожерелье» кафтана юноши, парадная упряжь коня. И здесь же, как бы осеняя этот парадный выезд, распустились необыкновенные цветы, напоминающие тюльпаны; но цветы выше и коня и сидящих в возке людей. Такие цветы-деревья мы уже видели в росписях XVII — начала XVIII века: на подголовке Никиты Савинова — потомка новгородских бояр и на крестьянском сундучке, где изображена добыча смолы. Видимо, перед нами опять работы потомков Марфы Борецкой.

Это подтверждают выписанные золотыми буквами слова. Они расположены по свесикам (сережкам) и фигурному выступу ножки: «Сребреницы Степаниды Дмитровны Чюраковых»,— написано на одной стороне прялки. «Кургоменской волости» — на другой.


Прялка Степаниды Чураковой из Кургоменской волости. Северная Двина. Район Борка. Конец XVIII века.

Кургоменская волость часть бывших владений хорошо известной новгородской посадницы Марфы Борецкой. Находится она в районе нынешней пристани Борок на Двине.

Население Кургоменской волости еще и в конце прошлого века строго придерживалось старых обычаев, а художники свято сохраняли традиции древнего новгородского искусства. Эти традиции мы и замечаем в росписи Степанидиной прялки. Она выполнена в излюбленной новгородцами красно-зеленой тональности. Темно-красный цвет здесь не имеет сверкающей яркости пермогорских росписей, зато он приобрел какую-то особую внутреннюю теплоту и напоминает идущий из глубины приглушенный цвет драгоценного камня, хорошо сочетающийся с изумрудной зеленью.

Влияние древнего новгородского искусства, обычаев и культуры можно заметить во многих деталях росписи. На старце и юноше старинная длиннополая одежда новгородских бояр, отделанная по опояске и воротнику жемчугом; так же, как у боярышни, распущены по плечам волосы девушки, такие же птички с острыми перышками и тюльпаноподобные цветы с ягодками мы видели в росписях XVII века. По-видимому, автором росписи был художник, унаследовавший традиции древнего новгородского искусства.

Когда же была расписана Степанидина прялка?

Обратите внимание — Кургоменская волость указана в надписи как место, откуда «родом» прялка. Административные деления старой России не были постоянными, часто менялись. Крестьяне Кургоменской волости до 1797 года были государственными, т. е. платили подати царским чиновникам. Потом они были переведены в удельные, т. е. перешли в собственность царя и его семьи. Для управления царскими вотчинами были созданы приказы. Так Кургоменская волость перестала существовать, а стала называться Кургоменским приказом. Следовательно, прялка была расписана еще до 1797 года; об этом же говорят характерные особенности букв надписи, старинные одеяния героев. Стоит еще упомянуть, что в списках населения этой волости за 1785 год есть фамилия крестьян Петра и Ивана Чураковых.

Искусная роспись прялки говорит о том, что автором ее был талантливый художник, а своеобразие стиля указывает на его профессию иконописца, унаследовавшего традиции новгородских мастеров. Будучи связанным чаще всего с церковной живописью, он и в композицию росписи прялки перенес форму иконостаса: разделил ее поверхность на ярусы — ставы, заполнил их квадратиками наподобие икон, а внизу нарисовал дверь, повторяющую по форме царские врата алтаря.

Однако от иконописи художник перенес в роспись прялки только внешние признаки. Содержание росписи самобытно. Из прямоугольных рамок вместо святых на нас смотрят веселые птички, лучистые солнца и остроконечные звездочки. Столпообразное крыльцо в несколько вычурной форме повторяет высокое крыльцо на столбе северного дома.

Богатство украшения прялки, именная надпись говорят о том, что предмет предназначался в подарок к какому-то важному дню. Таким, скорее всего, мог быть день Степанидиной свадьбы. Видимо, к этому же событию имеет отношение и сюжет росписи: поднимающийся на крыльцо седовласый старец и подъехавший на вороном коне юноша — это прибывшие к хозяевам дома гости.


В праздничном выезде художник изобразил жениха и невесту. Деталь росписи прялки.

На обратной стороне прялки -свадебная поездка: праздничный выезд молодых художник окружил необыкновенно красивыми цветами, напоминающими тюльпаны.

Пастух, стадо и карета

На протяжении XIX века живописное искусство Борка продолжает развиваться, росписи на предметах все больше и больше отражают окружающую художников жизнь.

Вместе с тем приверженность к старине у здешних живописцев была сильнее, чем у художников Пермогорья. Здешние мастера росписи в качестве образцов пользовались древними лицевыми рукописями, перенося оттуда в жанровые бытовые сценки много деталей. В результате эти сценки приобретали особые черты, характерные только для живописцев Борка.

Так, на одной из прялок художник изобразил типичную деревенскую картинку. На переднем плане, в центре, кудрявый парень играет на рожке. Круглая шапочка с опушкой и длинная рубаха с опояской точно передают тип крестьянской одежды прошлого века. За спиной у паренька повешенная через плечо сума, на ногах — лапти: несколькими штрихами художник смог показать, что и сума, и лапти сплетены из лыка.

На зов рожка со всех сторон идут коровы, а одну из них еще только выгоняет со двора женщина в платочке. Несмотря на некоторую неумелость рисунка (особенно в изображении животных), сценка подкупает своей правдивостью и выразительностью: наклонив голову, покорно и неторопливо шагают коровы, а одна, вытянув шею, громко мычит, будто не желая покидать теплый хлев; подняв морду, преданно смотрит на хозяина собака, помогая ему оглушительным лаем.


Пастух и стадо. Деталь росписи прялки. Северная Двина. Район Борка. Начало XIX века

Однако эту типично-деревенскую сценку выгона стада художник окружил почему-то фантастическим пейзажем: расцвел над пастушком сказочно красивый цветок, превосходящий по величине и людей и животных, а вместо деревенских изб мы видим напоминающие башни здания с арочными входами; в одну из таких «дверей» и направляются коровы.

Автор росписи был, видимо, хорошо знаком с иллюстрациями древнерусских книг, или же сам был иконописцем: такие же здания, как в описанной росписи, можно увидеть на иконах или же в лицевых рукописях, поэтому арочные входы, изображенные на прялке, так похожи на церковные царские врата. И более совершенное исполнение людей для художника, знакомого с иконописью, не случайно: ведь именно человека приходилось ему рисовать чаще всего. В колорите росписи мы опять замечаем любимое сочетание красного и зеленого цветов борецких художников: зеленую шапочку пастуха оттеняет красная опушка, а такую же по цвету рубаху — порты. Рядом с зеленой коровой шествует красная, а яркость красных лепестков тюльпана подчеркивает зеленая сердцевинка. Также перемежаются между собой по цвету части зданий и зубчики рамки, обрамляющей роспись, а все вместе создает впечатление удивительного богатства красочной гаммы.

Если повернуть теперь эту же прялку другой стороной, можно увидеть пышный выезд: запряженные цугом кони мчат нарядную карету. На облучке ее — возница в длиннополой одежде и цилиндре. Желая, видимо, еще больше подчеркнуть торжественность картины, художник нарисовал на пути выезда выложенную плашками, наподобие паркета, дорогу.


Торжественный выезд в карете. Северная Двина. Район Борка. Начало XIX века.

За каретой видно опирающееся на мощную колонну крыльцо с двумя крытыми лестничными маршами и с резной балюстрадой.

Верхняя часть лопаски, как и у Степанидиной прялки, разделена на окошки. Из них на зрителя смотрят птички, видны узорные квадратики и кружки. Расписывая по традиции верхнюю часть прялки окошками, ее нижний край художник оставлял для более свободного творчества; поэтому именно здесь можно увидеть каждый раз новый и «актуальный» сюжет; так, старца с юношей (на Степанидиной прялке) здесь сменил пышный выезд в карете. Но почему же на прялке — орудии труда крестьянки в давние времена — появилась, казалось бы, такая чуждая деревенскому быту тема? Ответ на этот вопрос нам поможет дать русский фольклор: песни, былины, сказки; ведь в нем тоже видно стремление к некоторой торжественности, приподнятости и некоторой идеализации событий.

Так, например, в свадебных песнях невеста зовется «княгиней», жених — «князем», а деревенская изба — «теремом»:

Во поле, во поле,
Во чистом поле,
На крутой горе
Чей высок терем стоит?
А высок терем тот
Пелагеюшки.
Со крытым крыльцом,
Со косящатым окном,
Со хрустальным стеклом.

Торжественность события хотел подчеркнуть художник выездом в карете; возможно, и эта прялка была свадебным даром. Еще одну карету можно увидеть тоже на прялке. Только здесь путь выезда не просто вымощен плашками, а усеян цветами: они выглядывают из-под колес, из-под копыт коней, тянутся своими чашечками навстречу свадебному поезду. А на обратной стороне этой же прялки — сценка труда: здесь во всех подробностях художник изобразил скотобойню. Два участника сценки склонились над связанным животным, а третий замахнулся топором. Сюда же ведут справа следующую жертву.


Путь парадного выезда художник украсил сказочными цветами. Северная Двина. Начало XIX века.


На скотобойне. Деталь росписи прялки. Северная Двина. Район Борка. Первая половина XIX века.

И хотя рядом со скотобойней нарисованы фантастические строения, а над ней в завитках растений разместились птички, изображение остается очень реалистичным и не является случайным в борецкой росписи: именно здесь, на берегах Северной Двины, крестьяне занимались выращиванием скота на мясо. Художник нередко мог наблюдать подобные картины или быть их участником.

«Ивана Михайловиця Кузнецова ящикъ»

Приглядываясь к росписи небольшого деревянного сундучка, можно заметить, как растет интерес художника к окружающей его действительности, все внимательнее присматривается он к тому, что происходит вокруг него, пытаясь отразить это в своем творчестве.

На передней стенке сундучка нарисован целый рассказ в картинках, навеянный, вероятно, какими-то событиями из жизни его владельца. «Живописное полотно» автор разбил на четыре части, окружив каждую из картин широкой рамкой: следовательно, в соответствии с ходом рассказа будут меняться время и место действия. Знакомство с сюжетами картинок нужно начать с нижнего яруса, слева: вспомните, именно так начиналось объяснение в надписи на прялке «а повыше тово...». Так же, как и там, сначала «события происходят» на улице, а потом — дома. В возке, запряженном парой коней, лихо скачет юноша. На нем зеленый кафтан и с длинными ушами шапка. Поездка, видимо, праздничная: на конях нарядная сбруя, украшены резьбой дуги. А у ворот дома, куда направляется ездок, уже ждет путник-гость; у него в руках посох, значит, он пришел пешком. Следующая картинка — в верхнем ярусе, справа. Гость и хозяин сидят за столом (их различить можно только по цвету кафтанов), а их шапки с ушами висят на стенке. На столе скобкарь в форме утки — праздничная посуда для напитков, чаши и ковшик-наливка. Гостю чаша уже налита, а хозяин протянул руку к ковшику.


На стенке сундучка нарисован целый рассказ в картинках. Северная Двина. Район Борка. Первая половина XIX века.

Слева виден шкаф с посудой, стройными рядами расположились на его полках братины, ложки, миски и штофы, — весь немногочисленный ассортимент крестьянской деревянной утвари. Рисуя сценки из современной ему жизни, художник отдал дань и традициям: в центре передней стороны сундука, около того места, где полагалось бы быть замку, стоит стражник, вооруженный старинным оружием: одной рукой он опирается на пику, а другую поднял с палицей, как бы замахнувшись на того, кто осмелится полезть в сундук без ведома хозяина. Этот воинственный стражник, по мнению художника, должен был восполнить собой и отсутствие замка, и железной оковки (ее художник тоже заменил красочными темными полосками). Видимо, такой заказ дал художнику владелец сундука, тот, чье имя осталось нацарапанным на внутренней стороне крышки: «Ивана Михайловиця Кузнецова ящикъ».

Во второй половине XIX века колорит борецкой росписи изменился: природные красители были вытеснены более дешевыми анилиновыми красками. Мягкий бархатисто-красный и изумрудно-зеленый цвета стали более яркими, резкими, кричащими. Благородство, сдержанность цвета сменяется броской яркостью. Растительный орнамент утратил сочность и крупные формы, стал сухим и более размельченным. В то же время в сюжетах росписи все большее и большее место занимают бытовые сцены из окружающей жизни: крестьянские возки сменяют фантастические кареты, загадочные птицы с остроугольными перышками становятся все больше похожи на обыкновенных курочек, а в верхнем ставе в окошках вместо зверей видны горшки с цветами (как и на подоконнике любого крестьянского дома). Место в центре лопаски по традиции занимает «дерево жизни». Только теперь оно превратилось в пышный куст, посаженный, будто комнатный цветок, в горшок.

Сию прялку красил В. Амосов

Самыми известными художниками в то время стали члены большой семьи Матвея Гавриловича Амосова из деревни Скобели, расположенной недалеко от пристани Борок. У Матвея Гавриловича было шестеро детей: пять сыновей (Степан, Василий, Никифор, Матвей и Кузьма) и дочь Пелагея. С детства научившись художественному ремеслу, М. Г. Амосов передал свое мастерство детям. Сыновья, когда выросли, разъехались по соседним селениям, распространив тем самым амосовское искусство росписи. И только Пелагея Матвеевна осталась в родной деревне и всю долгую жизнь продолжала дело отца.

В Государственном Историческом музее хранятся образцы росписей трех представителей семьи Амосовых: Василия, Никифора и Пелагеи. Все три предмета — прялки. Видимо, в этих нарядно украшенных орудиях труда нуждалось больше всего население прежней деревни.

Самым талантливым живописцем был Никифор Амосов. В его росписях герои живут, движутся и даже растения кажутся одушевленными: лихо скачет запряженный в возок конь, откинулся назад натянувший вожжи возница, подняли крылья, собираясь взлететь, птицы, а окружающие выезд растения как бы летят, подгоняемые ветром. Зелено-красный колорит росписи звучно контрастирует с белизной фона и блеском золота.


Прялка, расписанная художником В. М. Амосовым. В праздничном выезде он нарисовал себя и свою невесту. Северная Двина. Деревня Скобели. 1890 год.

Росписи Пелагеи более спокойные, с измельченным аккуратно выведенным рисунком. Чувствуется, как старательно «расчерчена» каждая деталь орнамента, каждый персонаж сценки выезда. Сама Пелагея Матвеевна говорила участникам экспедиции, которые были в деревне Скобели, что только самые простые рисунки выполняла от руки, а все более сложное — с помощью линейки, циркуля или по трафарету. Как бы застыли в движении ее конии возницы, повисли в воздухе рас тительные завитки, переходя без из менения с предмета на предмет, с прялки на прялку. За зиму Пелагея Матвеевна расписывала более пятидесяти предметов.

Прялка, расписанная Василием Амосовым,— предмет необычный. Это подарок его невесте. Роспись сверкает обилием позолоты, каждый листик орнамента выписан особенно тщательно. Как обычно, расписное поле делится на три яруса — става (т. е. полочки), по выражению П. М. Амосовой. В верхнем — окошки с птичками («став с окольницами»), средний — с пышным кустом в цветочном горшке («став с древом»), в нижнем — поездка («став с конем»). Здесь, внизу «на земле», Василий нарисовал запряженный парой коней возок с молодыми: впереди — на облучке сидит парень, он крепко натянул вожжи, сдерживая бег рвущихся вперед коней, сзади — девушка в модной шляпке держит над головой раскрытый зонтик. Зонтик и шляпка здесь — последний «крик» деревенской моды конца прошлого века. Изобразив себя с невестой в свадебном выезде, художник, естественно, показал и самые модные одежды.

Память о торжественном событии в жизни Василия Матвеевича закрепляет еще и надпись в нижней части прялки: «Сия прялк[а] Александ [р] ы Михаил [овны] Клестов [ой] 1890 года. Кр[асил] В. Амосов». Пропуски букв в надписи говорят о древних традициях письма, когда одна или несколько букв, не уместившихся в строчку, писались над словом «титлами».

Таким образом, и в борецком направлении живописного искусства развитие шло по пути все большего отражения окружающей действительности. Приверженность здешних художников к древним традициям сказывалась на условности языка, которая могла скрыть от непосвященного зрителя подлинное содержание росписи, понятное современникам художника.

Ярко расписанные, горящие золотом предметы очень нравились жителям края, и, чтобы купить красивую прялку, они могли отправиться к мастеру или на ярмарку за несколько десятков (иногда более 50) километров.


Ендова — праздничная посуда для напитков. Северная Двина. Район Борка. XVIII век.

Красивые, содержательные росписи из Борка пока еще не настолько изучены и освоены, чтобы достижения борецких художников использовать в современных художественных промыслах. Правда, несколько лет тому назад (в конце 1970-х гг.) в Архангельске было организовано опытное предприятие «Беломорские узоры» по изготовлению народных художественных изделий, в том числе и с росписью по дереву. Здесь расписывают ложки и солоницы, блюда и ковши, маленькие кадушечки и разделочные кухонные доски. Как и прежде, в изделиях стремятся соединить пользу и красоту. Интересно отметить, что в формах ковшей можно увидеть северный скобкарь в виде горделиво плывущей утицы, а в обрамлении орнамента — знакомую нам по прялкам разноцветную полоску из треугольничков «бегунков».

Расписные деревянные изделия архангельских мастеров завоевали популярность в нашей стране, но их еще слишком мало, чтобы удовлетворить спрос всех желающих.

Мало потому, что не хватает кадров. Поэтому организовать подготовку кадров как можно шире — сейчас острая и актуальная задача. В некоторых районах уже существуют школы художественного мастерства, где учащиеся получают знания по декоративно-прикладному искусству. Будущие художники знакомятся с лучшими произведениями старых мастеров. Копируя их, они осваивают и технические приемы росписи, и композиционный строй, и умение сочетать украшение с формой предмета. Большую роль в деле воспитания кадров играют музеи и их коллекции по народному искусству: здесь учащиеся приобретают новые знания, а участвуя в экспедициях музея, знакомятся с методом собирательской работы.

Введение в районах традиционных художественных промыслов уроков по издревле существовавшему здесь декоративно-прикладному искусству трудно переоценить.

Изучение своей, местной, культуры и искусства, изделий выдающихся мастеров прошлого и лучших традиций мастерства научит школьника с ранних лет не только знать и любить свой край, сберегать талантливые произведения старины, но и поможет в выборе профессии. Среди тех, кто выберет специальность живописца, возможно, окажешься и ты, наш юный читатель: оценив no-достоинству борецкую роспись по дереву, станешь участником или даже инициатором ее возрождения.